Отправлено: 15.02.11 17:24. Заголовок: "Осень Великих Невзгод"

ГЛАВА 1


Стоявшее почти в зените августовское солнце опаляло жаркими лучами укромную бухточку на северо-западном побережье Страны Цветущих Мхов.
Этим утром прибой вынес на берег обломки огромной пиратской галеры «Чёрный Коршун». Судно затонуло минувшей ночью и увлекло за собой почти всю команду. Те немногие, что смогли выплыть на берег, отдыхали теперь в берёзовой роще, вплотную подступавшей к каменистому берегу. Среди выживших пиратов был и капитан корабля – поджарый горностай по имени Дорлас. Он носил красный безрукавный камзол; на плетеном ремне висел в ножнах меч; в ушах покачивались латунные серьги; огненно-красным рубином сверкало кольцо на указательном пальце правой лапы. Умный и коварный, Дорлас не знал на море равного себе противника.
Однако судьба порой шутит злые шутки даже с везучими корсарами. Сильный ураган вынес «Чёрного Коршуна» на мель, а яростные волны разбили его вдребезги. Слава зверя, наводившего ужас на все портовые города, потонула в морской пучине вместе с его кораблём.
Дорлас бросил взгляд на остатки своей команды – морские крысы, ласки, горностаи, норки и хорьки выглядели довольно жалко. Горностай выхватил меч и вскочил на, поваленное бурей дерево.
- А ну, стройся, доходяги кособокие! – рявкнул он.
Раздалось приглушённое ворчание, но перечить Дорласу никто не посмел. Через несколько минут пираты, потирая ноющие конечности, предстали перед своим капитаном. Тот обвёл их презрительным взглядом, подсчитывая что-то в уме.
- Так-так… - спокойнее сказал горностай – Негусто нас осталось. Всего две дюжины, а ведь было почитай две сотни. Досадно, но с такой «ордой» барсучьей горы нам не взять. Ну да чёрт с ней. Жили без неё раньше, проживём и нынче. Теперь нам надо лапы с берега уносить. Если не ошибаюсь, нас занесло на Северное Побережье – а оно входит во владения Сайласа Тугого Кошелька.
- А это кто таков? – спросил кто-то из матросов.
- Старый хитрый ёж, – отвечал Дорлас – очень богатый. Его холопы патрулируют берег до самой Мшистой. Сейчас мы можем только упрятаться в лесах на востоке и переждать. А уж потом найдём местечко поуютней и заживём припеваючи! А сейчас отдыхайте, выйдем на закате. Пеплоглаз, возьми троих ребят и дуй на разведку. Аджвар и Мёртвая Голова, в дозор. И запомните, братцы, нет на свете такой силы, которая сломила бы волю капитана Дорласа!

Отец Винфор, настоятель аббатства Рэдволл, проснулся в холодном поту. Кровь тяжёлыми ударами билась в висках.
- Беистин! – выдохнул он с хрипом. – Беистин!..
Дверь распахнулась и в келью влетел молодой мышь-послушник.
- Воды! – держась за сердце, попросил аббат.
Приняв из лап послушника ковш, Винфор дробно стучал зубами о его край, пока не выпил всё до дна.
- Что стряслось-то, батюшка? – спросил Беистин.
- Страшен чёрт, ежели во сне привидится, - сказал он, успокоившись, - сон, мне, дурной приснился, Беистин. Ступай, а я за тобой следом.
Мышонок поклонился и молча вышел.
Внизу, на кухне, подавали завтрак. Брат Эрмолд умел превращать самые простые блюда в шедевры кулинарии. По этой причине он и исполнял обязанности главного повара. Сейчас он суетился, подгоняя своих помощников. Завидев настоятеля, монах почтительно снял свой белоснежный колпак.
- Доброе утро, отец Винфор.
- А, брат Эрмолд! Что у нас на сегодня? – спросил аббат, всеми силами стараясь выглядеть беззаботным.
- Овсянка с мёдом, батюшка, запеканка с яблоками, морковный салат, грушевая настойка…
Доклад повара прервал проходивший мимо кротоначальник Растороп:
- Хурр… Можешь не пр-родолжать. Жизни не хватит всё пер-речислить. – сказал он повару, а затем повернулся к настоятелю - Пойдем-ка, отец Винфор за стол. Кашка стынет.
Суетня постепенно улеглась и все стали рассаживаться. Аббат восседал во главе стола. По правую лапу от него сидел кротоначальник, а по левую – брат Карстэн, главный монастырский врачеватель. Напротив же настоятеля, на другом конце стола, в большом резном кресле, сидела матушка-барсучиха Гертруда.
-Да, не повезло Гертрудушке – всю ночь не спала, малышей успокаивала - сказал брат Карстэн.
-Хурр… Слыханное ли дело, ур-раганище такой, – согласился Растороп. – конечно, р-ребятки испугались.
Сидевший неподалёку ёж-погрёбщик Айзек Захохлыш тихо усмехнулся:
- А кто этой ночью спал спокойно?
Аббат Винфор, который и слыхом не слыхивал не о какой грозе, поднял лапу.
-Я спал не спокойно, но при этом сон мой был непрерывен, – заявил он.
Молодой крот Вестон из артели кротоначальника поскрёб по носу своим копательным когтём.
- Везёт вам, батюшка. Спите, как бр-ревно, и гор-ря не знаете… Хурр-хурр…
- Хурр-хурр… Пр-ридер-ржи язык, - пригрозил ему Растороп, - с настоятелем всё-таки р-разговар-риваешь.
Вестон собирался что-то возразить, но тут неожиданно раздался колокольный звон. Он возвещал о приближении гостей. Все разговоры прекратились, а рэдволльцы повскакивали со своих мест.
-Тихо, тихо! Сядьте все! – начал успокаивать их отец Винфор. – Нет нужды выбегать целой толпой. Пойдём, Гертруда, возможно, мне понадобится твоя помощь.
Настоятель и барсучиха вышли из здания аббатства, и направились к главным воротам, что в западной стене. Там их ждали ещё два рэдволльца: старая домовая мышь-привратник брат Катберт и Рой Жёлудь, коренастая белка средних лет, славящийся на всю Страну Цветущих Мхов как отличный плотник и столяр.
- В чём дело? Кто-то идёт? – обратился Винфор сразу к обоим.
- Брат Ракитник говорит, что с юга идёт какой-то барсук.- Пожал плечами Рой Жёлудь.
Аббат с недоумением посмотрел на плотника:
- Ну и что же вы ждёте, открывайте скорее!
Брат Катберт в нерешительности топтался на месте.
- Барсуки ведь разные бывают, отец настоятель, - ответил он – мало ли что.
Аббат недовольно хмыкнул и, не смотря на преклонный возраст, стал стремительно взбираться на стену. Все остальные последовали за ним.
Когда они оказались наверху, то устремили свои взгляды на пыльную дорогу, где, опираясь на палку стоял путник. То был старый барсук в сером балахоне и зелёном плаще. Голову скрывала широкополая шляпа с пером зимородка. Барсук покуривал трубку. Увидев настоятеля, он приподнял свой головной убор в приветствии:
- Мир дому твоему, отец Винфор, - начал он, постепенно расплываясь в улыбке – не пустишь ли ты в него старого бродягу, пропахшего костром?
Аббат Винфор в ответ улыбнулся ещё шире:
- Мир тесен, Грэди Шатун, видишь, вопреки твоим сомнениям мы снова встретились! Откройте ворота этой толстой книжке с лапами!


ГЛАВА 2


Далеко к северо-западу от аббатства Рэдволл, рассекая холмистую местность, течёт речка Северная Вилка. Невдалеке от берега этой речушки сидели капитан Дорлас и его первый помощник ласка Баршон. Вокруг них, вповалку, лежали товарищи, плотным кольцом окружая своих предводителей.
Царившую тишину нарушал лишь гул воды, а рядом со станом этих пиратов дымился Ивовый Куст - селение полевых мышей, взятое ими накануне на копьё и выжженное дотла.
Хорёк боцман Пеплоглаз отменно справился со своей задачей разведчика. Он наткнулся на Ивовый Куст вчера вечером. В то время все мыши собрались в одном большом доме, так что в деревне было пусто. Пеплоглаз со своей группой матросов быстро осмотрел поселение, гордо возвышающееся посреди этих диких, необжитых земель. К Дорласу разведчики вернулись уже после захода солнца.
У несчастных мышей не было ни шанса. Но всё же им повезло, поскольку пираты были слишком голодны, что бы потешаться над пленными, поэтому их просто убили. Припасов, взятых из деревни было не так-то много и пиратам надо было думать о новой добыче, более существенной. Их полное вооружение указывало на то, что они не собираются останавливаться на Ивовом Кусте, но будут промышлять своим гнусным трудом дальше, уходя в глубь страны.
Первым нарушил молчание Баршон.
- Куда нам теперь податься? Надо было хоть пару этих слизняков оставить, чтоб проводниками были, – сказал он не к кому особо не обращаясь.
- Я же сказал, что нам в леса надо уходить, - ответил капитан, - единственное охраняемое место в этой стране это западное побережье, и от него нужно держаться подальше.
Пеплоглаз глубоко вздохнул и сказал:
- Господа! Вы только вдохните этот воздух, воздух свободы! Здесь мы сами себе хозяева и никто нам не указ.
- Ты прав, мой сероглазый боцман, - согласился Дорлас, - не наша вина в том, что на этой земле нет не властей не законов. Мы спалили эту деревеньку, а через несколько месяцев какой-нибудь убогий пройдёт мимо и скажет: «Вот ведь что бывает, когда неосторожно обращаешься с огнём».
Команда дружно заржала. Смеялись все кроме сурового вида матроса-норки по кличке Душегуб.
- И всё же с проводниками было бы спокойнее, – обратился он к капитану, недоверчиво поглядывая в сторону леса,- мало ли какая нечисть тут водится.
Капитан удивлённо посмотрел на него:
- Ты что, дурень суеверный, какая нечисть, в леших веришь?
Команда снова засмеялась, а Душегуб насупился и повернулся обратно к лесу. Тут он завидел какого-то зверя, который, заметя пиратский стан, торопился ускользнуть из его вида и поспешно своротил в сторону. Не вымолвив ни слова, Душегуб быстро вскочил и, выхватив из-за пёстрого кушака устрашающего вида тесак, бросился вдогон.
Пираты опомнились лишь тогда, когда норка скрылась из виду.
- Куда это наш верующий намылился? Проводника что ли увидел? – съязвил Баршон, высвобождая ятаган.
- Похоже на то – поддержал кто-то из матросов.
Не успели пираты снятся с места, как увидели Душегуба, возвращающегося назад. Он шёл не один, а тащил за собой какое-то странное существо. Когда Душегуба окружили его товарищи, он заставил своего пленника встать на колени. Приглядевшись, пираты поняли, что это мелкий крыс, не пойми какой пароды. Шкура его была выкрашена в чёрно-зелёный цвет. Пленник рассматривал чужаков, всё время скалясь, злобно посвёркивая своими дикими глазами.
Капитан Дорлас подошёл к Душегубу и сердечно пожал ему лапу.
- Душегуб, приятель, - изрек он, с трудом сдерживая смех, - прости меня, дурака, ведь лешие и впрямь существуют. И твой новый друг тому доказательство.
Теперь смеялись все, включая Душегуба.
- Да-а, капитан, - довольно протянул он, - этот чумазый – парень хороший, и говорит смешно, да вот не черта не понимаю я из того, что он бормочет.
- Да неужели, - не поверил горностай, - ну-ка, леший, скажи что-нибудь. Как звать?
В ответ дикарь заорал что-то невнятное, совершенно непонятное.
- Да не понимает он по-нашему. Что толку от такого проводника? Порешить его надо, и всё тут. – Предложил рулевой Фланн, плотный морской крыс.
- Что значит «не понимает по-нашему»? – спросил Пеплоглаз, недобро ухмыляясь, - по-нашему он как раз всё поймёт, как надо!
С этими словами он так сильно двинул дикарю в живот, что тот согнулся пополам и стал хватать ртом воздух.
Матросня зашушукалась: « Да, вот это по-нашему! Старина Пеплоглаз с любым общий язык найдёт».
Боцман собирался ударить во второй раз, но Дорлас поймал его лапу и оттолкнул хорька в сторону.
- Не забывайся, Пеплоглаз, я ещё здесь капитан, и я решаю, как разговаривать с пленниками.
Затем горностай подошёл к дикарю и стал втолковывать ему, помогая себе жестами. Он просил его, чтобы тот провёл пиратов в ближайшее селение. В замен за эту услугу он отпускал его.
Объяснение пришлось повторить несколько раз, прежде, чем чёрно-зелёный крыс понял, что к чему.
- Вот и славно, – в заключение сказал капитан, - сейчас же и отправимся на разведку. Баршон и Мертвая Голова, со мной. Всем остальным оставаться здесь, ждать нашего возращения.
Пираты молча поблагодарили судьбу. В глубине души многие разделяли опасения Душегуба, и не спешили идти в хвойный лес, зловеще темнеющий на востоке. А капитан с двумя своими напарниками и проводником прямиком шагали к этому самому лесу, который жители Страны Цветущих Мхов окрестили Лесом Крашеных.


ГЛАВА 3

Колокола Матиас и Мафусаил отбили четырнадцать раз, спугнув своим звоном двух галок, спорящих на крыше колокольни. Брат Ракитник, рэдволльский звонарь, который не раз на своём веку становился жертвой этих вороватых птиц, довольно усмехнулся:
- Поделом вам, плутовки пернатые, будете знать, как чужое присваивать!
Спустившись с колокольни, мышь-монах прошёл мимо монастырского кладбища, пересёк лужайку, и вошёл в главное здание аббатства. Он знал, что некоторые рэдволльцы до сих пор сидят в Пещерном Зале и слушают рассказы Грэди Шатуна с самого утра. Конечно, такие ответственные и трудолюбивые, как кротоначальник, ушли заниматься своими делами ещё после завтрака, и успели уже отобедать. Дел в аббатстве всегда хватало, особенно в это время года. Лето подходило к концу, близилась осень, и пора было подумывать о сборе урожая. Гертруда вместе со своей подругой выдрой Валлией повела диббунов (так в Рэдволле называли малышей) в лес на прогулку, так что работать никто не мешал.
В Пещерном Зале, в кресле матушки-барсучихи сидел Грэди Шатун (дело было в том, что в Рэдволле на тот момент было всего одно кресло, в которое мог бы усесться взрослый барсук). Теперь уже все поняли, почему аббат назвал его «толстой книжкой с лапами». Грэди был не простой барсук, а табура. Табуры странствовали по свету, собирая знания, которые потом передавали другим зверям. Грэди посчитал, что в монастыре его труды сохранятся, как нигде лучше.
Итак, старый табура рассказывал о своих приключениях, о разных странах, в которых побывал, о разных зверях, которых повстречал. Кроме отца Винфора, его слушали сестра Омела, оживленная лесная мышь, летописец и архиварий Рэдволла, погребщик Айзек Захохлыш (последнего интересовали исключительно рецепты заморских напитков), а также некоторые другие рэдволльцы, которые отлынивали от работы, ссылаясь на свою любознательность. А как же? Грех не послушать речей такого мудрого зверя.
Брат Ракитник по-тихому зашёл в Пещерный Зал, держа кружку сидра, взятую на кухне.
- Всё сидите, разглагольствуете. - Упрекнул звонарь собравшихся слушателей, неодобрительно качая головой.
Все собирались было на него шикнуть, но Грэди Шатун сам встал и кивнул в его сторону:
- Прав, ты, братец, засиделись мы, плесенью скоро покроемся.
- Куда вы так торопитесь? Вы же нам ещё не всё рассказали! – изумился Айзек Захохлыш. Он-то знал, что ему сегодня дежурить на кухне, да ещё с кем! С этим занудой братом Пвилом!
- Нет, дружище, - отвечал барсук, - всё, что мог, рассказал. Я оставляю аббатству свои записи и карты, они в той большой сумке. Надеюсь, они пригодятся обители. Рад был с вами пообщаться, господин Захохлыш. Кстати, ваш эль намного лучше южноземского.
Погребщик улыбнулся так, как способны улыбаться только ежи.
- Ну, мы, ежи, в чём в чём, а в эле толк знаем!
Грэди хмыкнул, повернулся к настоятелю и сказал:
- Выйдем, Винфор, на воздух, покурить мне надо. Да сказать тебе кое-что с глазу на глаз.
- Пошли, что ли в сад. Там и потише. - Ответил настоятель, когда они уже поднимались по лестнице.
В саду и вправду было тихо и спокойно. Старые друзья сели на скамейке у кустов крыжовника. С минуту они слушали песню малиновки, пока аббат не задал соответственный вопрос:
- Ну и что ты хотел сказать мне, Грэди?
- Знаешь, Винфор, - начал барсук, заметно мрачнея, - ведь не всё так хорошо, как я там сказал.
- Ты это о чём? – не понял настоятель.
Шатун глубоко вздохнул и проложил:
- Я им не сказал, чтоб не пугались. А тебе скажу. Дело в том, что той Страны Цветущих Мхов, которую мы знали, возможно скоро не будет. И в Рэдволл я не пришёл, а убежал. Скоро другие придут, кто ещё не погиб и не попал в плен.
Аббата Винфора аж передёрнуло:
- Что значит в плен? На нас что, кто-то собирается напасть?
- Напасть? Нет, не напасть, а захватить и поработить. Его величают Калгак Завоеватель, сын Рабуллы, Вождь Бурой Орды и Хозяин Южных Пределов, впрочем, уже не только пределов. Южноземье, и всё, что находится за Великой Южной Грядой – его владения. Я прибыл, как только смог, Винфор! Теперь черёд вашей страны. Собирай народ, вооружай, и пусть встают на стены аббатства. Рэдволл – это единственное место, где мы сможем дать отпор. К вам придёт посланец, скажет, мол, сдавайтесь. Если стадитесь, пойдёте в рабство. Стариков убьют сразу, тех, кто помоложе, пошлют строить дворцы и крепости для Калгака и его воинов. Это не звери, Винфор, им доставляет радость, мучить других. Никто не уходил от них живым. Дети военачальников упражняются в стрельбе из лука на связанных пленниках. Их великая сила, они почти не спят и почти не едят. Их ведёт этот Калгак, и там, где они проходят, остаётся выжженная земля да руины. А ещё в воздухе витает смрад смерти. Его ощущаешь везде, земля насквозь пропитана кровью, невинной кровью.
Грэди умолк, и посмотрел на настоятеля – тот сидел так, будто на него упала целая скала.
- Кто хоть они такие, что за звери? – спросил отец Винфор придя в себя, не узнавая собственного голоса.
- Крысы, правда бурые, здесь такие почти не встречаются. И их очень много. Но они дикари, и наши ценности им неведомы. Они убивают, потому что так надо, и понимают только силу. Ты меня понял?
Да, - отвечал настоятель, - никаких переговоров, не сдаваться, и не идти на уступки. Закрыться в Рэдволле и держаться до тех пор, пока...
Вместо него закончил табура:
- Пока я не вернусь с подмогой из Саламандастрона, друг. Я знаю тайную тропу через горы, поэтому доберусь до места раньше, чем кто-либо другой.

 Отправлено: 15.02.11 17:24. Заголовок: ГЛАВА 4 Когда тр..

ГЛАВА 4

Когда три пирата и черно-зелёный крыс вошли под полог леса, первое, что их поразило – тишина. Старые кривые ели не пропускали через свои раскидистые ветви ни луча света. Баршону стало не по себе и он решил заговорить, что бы отогнать страх:
- Сожри меня акула! Темно, хоть глаз выколи!
Дорлас заставил его замолчать одним лишь взглядом. Затем он кивнул Мёртвой Голове, который вёл на верёвке пленника.
Хорек Мёртвая Голова, прозванный так за своё изуродованное во время пожара лицо, понял что хочет капитан. Притянув проводника как можно ближе к себе, он коснулся ножом его горла.
- Только дёрнись, каналья, живо к праотцам отправлю. - Еле слышно прошипел хорёк. – Ты нас не обдуришь.
Проверив, свободно ли вытаскивается меч, Дорлас пошёл дальше. За ним последовали и его спутники. Пираты не заметили, что по мере того, как они углубляются в лес, их пленник становится всё уверенней. Здесь дикарь чувствовал себя в своей стихии. Он давно приметил своих сородичей, которые бесшумно перебирались по вервям ни на шаг не отставая от непрошенных гостей...
Тем временем в лагере, на опушке Леса Крашенных царила полная неразбериха. Заводилой был рыжеватый горностай Жаренный, второй помощник капитана. Он давно точил на Дорласа зубы. И на то были причины. Дорлас держал при себе ласку (речь идёт о Баршоне), а, значит, такому же горностаю, как он сам, доверял меньше! И теперь, когда оба отсутствовали, он не терял время, убеждая матросов быть за него.
- Говорил я вам, парни, наш капитан уже не тот. И скажу снова. Он потерял не только хватку, но и мозги. Если бы мы тогда свернули на юго-запад, как я и говорил, то сейчас у нас была бы богатая добыча. Заплыли бы на какой-нибудь островок, отвели бы душу. Всё бы у нас было: жратва, грог, девки. Дак нет же! Зачем? Попёрлись на этот чёртов Сарамантастон, или как его там. Ребята похлеще нашего капитана пытались его брать, и косточки их теперь на солнце белеют. А теперь мы в такое дерьмо вляпались, что и вылезем едва ли.
Послышались одобрительные возгласы. Пираты были в таком настроении, что пошли бы за кем угодно, лишь бы уйти. Однако Пеплоглаз Жаренного не слушал. Несмотря на свою жестокость, этот хорёк не был честолюбив, не рвался к власти. Должности боцмана ему вполне хватало. Дорлас его устраивал, и на его место он не метил. К тому же Жаренного он вообще никогда всерьёз не воспринимал.
- А у тебя язык подвешен как надо, рыжая ты харя! – презрительно окликнул Пеплоглаз разбушевавшегося горностая. – Но вы, парни, не слушайте этого пустозвона. В котелке у него ветер, он вас уму-разуму всё равно не научит.
Жаренный особой смелостью не отличался, но сейчас большинство матросов было на его стороне, и он не боялся даже такого уважаемого члена экипажа, как Пеплоглаз, а поэтому решил отплатить той же монетой:
- Откуда раздаётся этот поганый визг? Неужто вонючка Пеплоглаз опять права качает? Ты никак заступаешься за этого голодранца?!
Наступила гробовая тишина. Никто не мог припомнить такого непочтительного обращения к боцману. Сам же Пеплоглаз, до этого момента спокойно лежавший в сторонке, вскочил и, вытащив из-за пояса боевой топорик, зарычал:
- Ты что, шельмец, забыл, кого надо боятся? Дак я тебе напомню! – тут боцман осёкся, вспомнив, что он один против двадцати, и стал искать поддержки у матросов. – Братва, нежели вы не видите, куда он метит? В капитаны захотел! Да какой из этого труса малодушного капитан?
Жаренный раскрутил свой кистень и указал им в сторону Пеплоглаза.
- У тебя было достаточно времени, что бы высказаться, хорь, - процедил горностай, - кончай его, ребята!
Матросы бросились на боцмана, но тот, с ловкостью кошки, запрыгнул на пень, и несколько раз махнул перед собой топором.
- Назад, оборванцы, коли шкура дорога! – кричал хорёк. Даже при численном превосходстве пираты не решались нанести удар. Больше Пеплоглаза, они боялись, пожалуй, только Дорласа. Сейчас же они стояли, размахивали оружием, покрывали «капитанскую шестёрку» бранью, но нападать не спешили.
Пеплоглаз наслаждался своей властью. Держа топор наготове, он продолжил прерванную речь:
- Посудите сами, парни, что вы получите с моей смерти? Кинете капитана и пойдёте за этим оболтусом?! Да, говорить он мастак, но каков на деле? Вместо того, что бы вызвать Дорласа на бой, накрутить его кишки на свой кистень и самому стать по праву вашим предводителем, он дожидается, когда капитан уйдёт, и начинает распускать всякие сплетни как бабка на базаре! Хорош вождь, не так ли? Бьюсь об заклад, что когда запахнет жаренным, ваш же Жаренный сдаст вас с потрохами! – и боцман рассмеялся над собственным каламбуром.
Пираты переглянулись. Невозмутимый Фланн, которого не особо интересовало, кто им командует, пожал плечами:
- Не знаю, может Пепел и прав. Жаренный нас на капитана травит, а сам, подлая душонка, какую ещё поискать надо.
Кое-кто начал поддакивать, но и у Жаренного осталось немало сторонников. Аджвар, такой же морской крыс, как и Фланн, лихо взмахнул абордажной саблей и крикнул:
- Ты, Фланн-болван, на любую чепуховину поведёшься. Всяк знает, что у Дорласа давно штурвал снесло. Совсем, гад, осатанел, подойти страшно!
Пеплоглаз уже жалел о сказанном, ибо понимал, что выступлением своим лишь подлил масла в огонь. Тихий речной берег огласился руганью, пираты спорили, пререкались. Разногласия переросли в потасовку, и, может быть, дело дошло бы и до поножовщины, если бы один из матросов не крикнул:
- Братцы, глядите! Лес горит!
И вправду, к востоку, над хвойным лесом поднимался чёрный столб дыма.
- Проклятие! Там же капитан, Барш, и Мёртвая Голова! – заорал Фланн, и все понеслись без всякого порядка к лесу, оставив добычу у берега
Добежали быстро, но когда вошли в лес на миг остановились. Внутренний голос предостерегал их. Но вот, до них донеслись неясные звуки и они снова бросились вперёд сломя голову.
Раздался глухой удар и Пеплоглаз растянулся на земле. Тихонько выругавшись, хорёк оглянулся посмотреть, обо что же он споткнулся, и его передёрнуло. В траве лежал череп лисы!
Тут же норка Душегуб указал пальцем на сосновую ветвь, сгибающуюся под тяжестью двух кроличьих скелетов.
- Мы в ловушке! – протянул матрос.
Лес мгновенно ожил. Жуткие крики разносились прямо над головами пиратов.
- Рвём когти, братва! Это родня того размалёванного! – зарычал Жаренный, поворачивая назад.
- Все за мной! Спасаем шкуры! – вторил ему Пеплоглаз, вставая и выбегая вперёд.
Матросы же разделились на два отряда. Один последовал за боцманом, другой за вторым помощником. А маленькие чёрно-зелёные крысы, перепрыгивая с ветки на ветку, гнались за ними, пуская им в спины заострённые палки, и оглашая ужасный лес дикими воплями.


ГЛАВА 5

Прошедший день для старого аббата Винфора оказался не из лёгких. Барсук-табура Грэди Шатун ушёл с первыми лучами солнца, как и обещал. Уйдя, он оставил своему другу не только сумку с записями, но и ответственность за то, что бы донести до остальных рэдволльцев страшные известия.
Оратором аббат Винфор никогда не был, поскольку решаемые им проблемы ограничивались, как правило, сбором урожая или организацией праздника. Поэтому пришлось говорить как есть. Конечно, старый настоятель не стал говорить о том, как там учатся из луков стрелять, хотя его рассказ большого впечатления на рэдволльцев не произвёл. Наверное, потому, что они не до конца осознали, что всё так серьёзно. Да Винфор и сам-то не особо верил. Надо же, всю жизнь всё было хорошо, а тут на те! Кражи, конечно, случались. Один раз даже нескольких жителей аббатства похитили. Но чтоб война – об этом в этих краях давно не слышали.
У старого настоятеля опускались лапы и ему хотелось плакать, когда он представлял, как Рэдволл будет воевать с приближающимися захватчиками. Мало того, что в аббатстве не было не одного воина, да ещё и жители настолько изнежились мирной размеренной жизнью, что зачастую вели себя как дети.
После своего утреннего заявления аббат Винфор собрал, так называемый, Совет Старших, в который входили самые почтенные обитатели аббатства. На тот момент в нём состояли, собственно, сам настоятель, кротоначальник Растороп, матушка Гертруда, сестра Омела, брат Карстэн, Рой Жёлудь, и крот-погребщик Уоррен со своей супругой Холли, родители кротоначальника.
Все выше перечисленные собрались после завтрака в келье аббата, что бы обсудить сложившееся положение.
Первым высказал своё недоумение брат Карстэн:
- Не могу поверить, Рэдволл ждёт война! Самая настоящая война! Что нам предпринять? Куда подевался этот таруба, или как его там?
- Тише, тише, брат, - начал успокаивать его настоятель, - табура Грэди Шатун отправился в барсучью гору за подмогой. Зайцы выручат нас, тем более, кто сказал, что враги прибудут с минуты на минуту? У нас пока нет точных сведений о том, где они и сколько их. Рано ещё себе могилы копать.
Матушка Гертруда покачала своей большой полосатой головой.
- Но ведь это не значит, что надо сидеть, сложа лапы, – сказала барсучиха - жители Леса должны как можно скорее укрыться в аббатстве. Лучше раньше, чем позже.
- Это я могу взять на себя. – Заявил Рой Жёлудь – Я наш лес как свои пять пальцев знаю, быстро управлюсь.
Аббат встал со своего места.
- Вот и хорошо! – сказал он. – Когда ты отправишься, Рой?
- Да хоть сейчас, батюшка...
- Ну вот и отлично. Тогда поспеши. Рэдволл – единственная в округе крепость. И если мы не собираемся сдаваться без боя, то должны все укрыться тут. Да присмотри кого-нибудь, кто ратное дело знает...
- Да уж, хурр-хурр – подтвердил Уоррен - Знаете ли, ср-ражаться - не кар-ртошку копать.
Господин Жёлудь кивнул и вышел из кельи. Аббат Винфор повернулся к остальным.
- Кстати, о картошке, - снова начал настоятель, - если нам грозит осада, надо подумать о провианте. К тому же, в аббатство скоро потянутся беженцы с юга и жители ближайших окрестностей. Придётся сократить рацион, а проще говоря, пояски затянуть, да покрепче.
- Да без пр-роблем, батюшка-настоятель, - сказал Растороп, - если надо голодать, значит будем голодать. Хурр-хурр, вы же меня знаете – я за Р-рэдволл гр-ремучке пасть пор-рву, ежели дотянусь.
Старик-аббат не смог сдержать улыбки:
-Знаю я, Растороп, ты не подведёшь. Рад, что вы все отнеслись к этому серьёзно, но что с другими? Хм-м... Ладно. Итак, что пока от вас требуется. Во-первых, Холли и Уоррен, мне нужна полная опись продуктов. Гертруда, поговори с Валлией, пусть разыщет своего братца, его помощь нам очень понадобиться. Сестра Омела, поройся в летописях, может удаться найти что-нибудь об этих бурокрысах.
- Это я вам и так могу сообщить. – заверила мышь, протирая свои кругленькие очки – Никогда в Рэдволле о таком не слыхивали. Были серые, были чёрные, морские, но чтоб бурые – это вряд ли. Хотя во времена аббата Даукуса на Рэдволл напали, а точнее попытались напасть какие-то бурокрысы во главе с настоящим великаном Грунтаном Курдли. Но они-то были простыми разбойниками, а не захватчиками. Не думаю, что между ними есть какая-то связь. Разве что шкура одного цвета...
- Но всё равно спасибо, – сказал аббат Винфор. – Я, кажется, тоже знаю эту историю. Рэдволльцы и бурокрысы даже не сошлись в битве. Сам Грунтан сгинул где-то в лесу, а его бандиты разбежались. Но, к тому же, у Рэдволла тогда был огромный барсук, и свой воитель, причём ёж! Звали его Орквил, фамилию не помню.
- Вот именно! – заявил брат Карстэн – А сейчас у нас никого. Какие барсуки, землеройки-то пропали! Их в этих краях уж год, как не видели.
Аббат хмуро взглянул на лекаря:
- Мы это знаем. Итак, все наши надежды заключаются в трёх словах: «зайцы нас выручат», дак ты ещё и эти надежды рушишь!
- Простите, отец настоятель, но если мы не хотим отдавать Рэдволл врагам и обрекать себя на погибель, то мы должны приступать к делу, и незамедлительно.
- Дак приступай, – сказала Гертруда, осуждающе глядя на монаха. – Делом уже все занялись. Один ты стоишь, как вкопанный. Всё, что мы можем, это спрятать всех в аббатстве, запастись припасами и собрать ополчение. Если у тебя есть ещё какие-то идеи, то говори, а не обвиняй других!
Брат Карстэн понял, что не прав, но бездельником выглядеть не хотел, а поэтому сказал:
- Думаете, я не знаю, чем заняться? Пойду прямо сейчас в лес, и наберу всего необходимого, для лечения. Об этом кто-нибудь подумал? На войне всегда есть раненые, а я хоть и не полевой врач, но сделаю всё, что в моих силах.
- Это хорошо, - подытожил настоятель, - пусть все займутся своим делом, и не ссорьтесь, пожалуйста. Растороп, дружище, проверь-ка со своими ребятами стены и ворота, а то вдруг там всё по швам трещит.
- Хурр-хурр, всё сделаем, батюшка-настоятель!
-Ладно, друзья, можете быть свободны.
Когда все уходили, аббат окликнул Уоррена и Холли, с которыми он был знаком с детства.
Дверь закрылась, и в келье осталось только три зверя.
- Простите, что задерживаю, мне просто больше некому рассказать, – сказал отец Винфор.
- Хурр-хурр, ничего, батюшка. – Успокоила его Холли, очень воспитанная и добрая кротиха.
- Дело в том, - продолжал настоятель, - что я уже давно ожидал этого события, правда не думал, что всё будет так мрачно. То-то мне всякая чертовщина снится в последнее время.
- А что именно? – спросил Уоррен.
- Ну вот сегодня, например, приснилось. Стою я у окна. Ночь ещё, а снаружи светло, но свет этот не радует. Он исходит от пожара, а горит наше аббатство. Всюду слышны женские крики и детский плач. По Рэдволлу гоняются какие-то дикие тени, но что именно это за звери, не разобрать. Тут я вижу, как несколько этих существ выносят на лужайку наш гобелен, и рвут его на куски, а затем топчут лапами... Ужас... ужас... Всюду смерть, мучения... Что это? Ведь это крах нашего Рэдволла! Неужели так и будет?


ГЛАВА 6

- Ух-ха! Ух-ха-ха!
Не сплясать ли трепака?
Раз дорожка так мила,
А на сердце праздник!
Ух-ха! Ух-ха-ха!
Буду я плясать с утра,
Ведь плясун я хоть куда,
То ещё проказник!
Шедший по старой северной дороге путник высоко подпрыгнул и повторил очередной припев, сочиняемой на ходу песни. Этот весёлый путешественник был крепким горным зайцем, по-простому – беляком. Звали его Треем, а фамилия у него была самая, что ни наесть, заячья – Кочерыжка. И вот, этот Трей Кочерыжка, одетый в потрёпанный, но очень нарядный зелёный комзольчик, шаркнул здоровенной задней лапой, хлопнул ушами, и запел новую песенку:
- Тру-ля-ля! Тру-ля-ля!
Нет в мешочке трюфеля!
А я трюфели люблю,
Пойду ёжика убью!
Тут заяц осёкся, понимая, что сморозил что-то не-то. И в этот миг раздался молодой звучный голос:
- Хорошо, косой, горланишь! Может и нам споёшь?
Из-за придорожных кустов вышел молодой паренёк-ласка. Он так же был очень нарядно одет и выглядел весьма опрятно. Не смотря на довольно юный возраст, паренёк был вооружён – на узорчатом ремне висел короткий меч.
Трей Кочерыжка смерил наглеца презрительным взглядом, в котором была и тревога. От кого - от кого, а от этих ласок да горностаев, горячих голов, можно было ожидать только неприятности! Хотя, что может какая-то ласка против зайца? Да и молодой он к тому же...
- А ты, сосунок, за словом в карман не полезешь! – отвечал заяц. – Учти на будущее - твой острый язык может дорого тебе обойтись. Не все такие добрые, как я.
- Ты не в том положении, что дерзить, ушастый! – раздался со спины противный басовитый голос.
Кочерыжка резко развернулся - сзади, на дороге, стоял жирный неряшливый хорь, перекидывавший из лапы в лапу устрашающего вида дубину.
- Выворачивай карманы, быдло лопоухое, грабить будем! – просипел откуда-то сбоку ещё более неприятный голос, и на дорогу вылез невероятно тощий горностай с жутким рубцом на лбу, а следом за ним ещё одна ласка – с необычной, крапчатой окраской меха. У первого были два кривых ножа, у второго пернач.
Трей Кочерыжка, поняв, что он попал в лапы грабителей, постарался не выдать своего волнения. Встав в боевую стойку, он вызывающе крикнул:
- Чего же вы ждёте? В моём узелке, правда, добра не много, но таким заморышам, как вы, вполне будет достаточно!
Хорёк бросился в атаку, занеся дубину высоко над головой, но заяц подпрыгнул так высоко, что она угодила в пустоту. Разбойник качнулся вслед промаху, и в ту же секунду «ушастый» основательно огрел его по шее, что тот свалился, как подкошенный.
Трей хотел, было, вывести из боя и паренька-заводилу, но тот оказался куда проворней своего тучного друга. Ловко увернувшись от удара страшной заячьей лапы, он отскочил в сторону, выхватил меч и закричал:
- Хватай его, что встали?!
Пятнистый поначалу сдрейфил, а вот горностай пошёл в наступление. Он лихо вертел перед собой своими ножами, не давая зайцу подойти близко. Молодой главарь бегал вокруг, размахивая мечом, но сам бросаться в бой не спешил. Трей Кочерыжка на миг пришёл в замешательство, и дал похрабревшему пятнистому прицелится и бросить пернач. Оружие достигло цели, пусть и ударило рукояткой, а не железными пластинами. Полу оглушённый заяц покачнулся и упал. Тут же трое разбойников налетели на него.
Трей, находясь в лежащем положении, пытался отбиться от наседающих грабителей своими мощными задними лапами, и это у него неплохо получалось, пока не очнулся толстяк-хорёк. Разобравшись, что к чему, тот бросился к зайцу, и придавил горло дубиной, которую держал, как скалку, угрожая задушить жертву.
- Держу, держу! – орал запыхавшийся хорёк.
Понимая, что проиграл, Трей Кочерыжка прекратил сопротивление. Тут же горностай и пятнистая ласка стали связывать ему передние лапы. Парнишка же, которого звали Драйден, спрятал меч обратно в ножны и сказал:
- Ну что, допрыгался, зайчик-побегайчик? Задние лапы тоже свяжите, парни, волоком потащим, не то он нас до смерти запинает.
- Да на кой он нам нужен, Драй? – спросил толстый хорь.
- Любезный Бухтеря, - начал растолковывать Драйден, - видишь ли, заяц в этих краях гость не частый. Это тебе не белка и не мышь. К тому же он с севера, возможно, Корлагор его знает. Отведём его к атаману, хуже-то не будет.
Бухтеря не стал спорить. Ему не было дела до того кто этот заяц. Он знал, что заяц это тяжёл и нести его до самого лагеря будет не просто, но главным был Драйден – его лучший друг, которого он знал с пелёнок, и которого считал самым умным и справедливым, а поэтому никогда не прекословил.
И вот, вся эта разношёрстая компания отправилась через лес, волоча за собой бедолагу-зайца. Но тот покоя им не дал.
- Эй, полегче, ты, неудачная пародия на хорька! – орал он на Бухтерю. - Все вы шаныги паршивые! Ошибки природы! Жалкие недоразумения! Если бы один на один, я бы всыпал бы каждому из вас по первое число, так-то!
- Если б да кабы, на носу росли грибы! Не выпендривайся, длинный, не то передумаем, пырнём ножом, да и швырнём подыхать тебя в канаву. Так, Меченный?
Трей Кочерыжка опять хотел что-то возразить, но тут встретил обезображенную морду горностая Меченного и замолчал.
- Так, так, начальник, - приговаривал горностай, поигрывая ножами, - Лежи, не дёргайся, ушастый. Ты атамана нашего не знаешь. Наплачешься ещё, что мы тебя в живых оставили. Соплями и кровью изойдешь.

 Отправлено: 07.04.11 15:18. Заголовок: ГЛАВА 7 алеко к зап..

ГЛАВА 7

алеко к западу от того места, где Трей Кочерыжка попал в засаду, продолжал гореть старый хвойный лес. Тот самый лес, в котором жило воинственное племя крашеных. Что же произошло?
Накануне вечером, Пеплоглаз со своей частью матросов долго плутали среди деревьев, и многие из них уже угодили в лапы этим страшным мясоедам. Но вскоре, между кривыми елями показался просвет – лес начал редеть.
- Ходу, парни. Мы почти выбрались. – Подбодрил своих зверей боцман, приостановившись. Тут он с немалым изумлением обнаружил, что подбадривать особо некого. Кроме него, в живых остались только рулевой Фланн, ещё два крыса и норка.
И вот, этот жалкий остаток команды высыпал на опушку и плюхнулся на траву.
- Держите меня семеро! Откуда взялись эти черти древесные?! – посетовал Фланн, протирая слезящиеся от дыма глаза.
- Меня больше интересует, кто лес поджог? – ответил ему вопросом Пеплоглаз.
Один из матросов, норка, откашлялся и шмыгнул носом.
- Итак нас полтора землекопа было, теперь и вовсе почти не осталось. - С горечью заключил он. – Что дальше-то, Пепел?
Все посмотрели на Пеплоглаза. Теперь, когда не было ни капитана, ни его помощников, он по праву, как боцман, мог стать предводителем. Да и не будь он боцманом, кто же осмелится с ним поспорить?
Хорёк продолжал сидеть неподвижно и было видно, что он думает. Наконец он встал, смахнул с туники и жилетки хвою, и сказал:
- Идём на восток, как капитан говорил. Там дальше леса, жратвы вдоволь, так что не пропадём. И зверьё там нормальное живёт, не как тут. Ну, знаете, мышки, белки, полёвки всякие... Дойдём до старого тракта, и потопаем по нему на юг, через Мшистую. Местечко найдём поуютней, и зазимуем. Зима, я слыхал, в этих краях лютая. А вот придёт весна, тогда и погуляем.
- Хорошо разговариваешь, - ухмыльнулся Фланн, - да вот откуда ты всё знаешь, бывал что ль здесь раньше?
- Бывать не бывал, но слышал много. Это ж Цветущие Мхи! Дело ясное, как горизонт в штиль. Капитан Дорлас не первый и не последний, кто об эту чёртову страну зубы обломал. Какая-то неведомая сила стережёт эти земли, будь они трижды прокляты. Да вот только осознаёшь это только тогда, когда мордой в грязь ударишь.
Крыс матрос недоверчиво покосился на боцмана:
- Дорлас в ящик сыграл?! Да ни в жизнь! Да он акуле в пасть заглядывал! Я скорее поверю, что деревья в лесу говорить умеют.
- Можешь верить во что хочешь, да только капитана так и так с нами нету. А значит будешь слушаться меня, не то шкуру спущу, уяснил, красноносый? – Пригрозил Пеплоглаз, взявшись за топор. Пираты поняли – к боцману вернулось его привычное настроение, и теперь лучше не распускать язык.
Другой же группе матросов повезло куда меньше. Напуганные огнём, крашеные, в большинстве своём, бросились в их сторону. В итоге, из горящего леса смогли выйти только три пирата: горностай Жаренный, крыс Аджвар и норка Душегуб. Выбежав на опушку со стороны, откуда вошли, они понеслись дальше, пока не добежали до тихого бережка Северной Вилки. Опустившись на четвереньки, измождённые звери принялись жадно лакать прохладную воду.
- Всё пропало! – запричитал Аджвар. – Тот кретин, что полюшку устроил, этих чумазых из дому выкурил, а мы теперь огребли!
Жаренный закрыл ему лапой рот и прохрипел:
- Да замолкни, ты! Я ни черта не слышу!
Пираты прислушались - со стороны леса уже доносились неясные крики, означающее, что крашенные на подходе.
- Огребём ещё больше, если не свалим отсюда по быстрому. – резонно заметил Душегуб. Он пристально посмотрел на противоположный берег, а затем оценивающе поглядел на своих товарищей. – Мне-то что – я в воде, можно сказать, родился, а вы как? Переплывёте?
Аджвар потрогал лапой воду, проверяя не слишком ли она холодная, и сказал:
- Ну, я, как никак, морская всё-таки крыса, переплыву, да и Жар у нас парень бывалый.
Жаренный усмехнулся и вытащил кистень.
- Да, многих я прихлопнул этой штуковиной, - с неподдельной печалью заверил горностай, - но сейчас она меня просто утопит. – С этими словами он метнул оружие в прибрежные кусты.
Три пирата вошли в воду по пояс и поплыли. Сначала не торопясь, сберегая силы, но потом, когда за спиной раздались те дикие вопли, скорость пришлось увеличить. Беглецы опасались попасть под обстрел. Но вдруг всё как-то стихло. Аджвар оглянулся посмотреть, не вошли ли крашеные в воду. За своё любопытство он поплатился жизнью. Не повезло ему тем, что остановился он как раз на границе досягаемости вражеских деревянных копий. Его приятели обернулись на крик и увидели крысиное тело, пронзённое двумя снарядами, вокруг которого по воде расползалась красноватое пятно, а крашеные тем временем действительно зашли в воду и снова начали метать свои копья. Душегуб и Жаренный в ужасе загребли что было сил. Причём первый едва не лишился головы. От смертельного броска его спас тюрбан. Ещё два копья ударили на волосок от спины Жаренного.
С горем пополам, пираты всё же добрались до спасительного берега. Отдышавшись, они с негодованием увидели, как крашеные упрямо ныряют в реку, учась плавать прямо на ходу. Двое из них вытащили на сушу несчастного Аджвара, а остальные пустились вдогон за уцелевшими корсарами.
- Вот канальи! Упрямы, как кроты. – Прорычал Душегуб. – Но ничего, мы ещё повоюем. Выберусь из этой передряги, морем клянусь, заплатят эти гнусы мне и за Аджвара, и за остальных. Смотри, приятель, их огород вонючий к утру выгорит, а без леса, зуб даю, они не такие крутые.
Жаренный не был таким эмоциональным, и уже обдумывал дальнейшие действия.
- Хорошо твои канальи плавают, – подмигнул он норке, - так что ещё неизвестно, кто кому заплатит. Бежать сможешь?
- Смогу. – Безразлично бросил Душегуб.
- Тогда нам лучше поспешить.
И пираты, сбросив с себя всё, что могло бы обременить их во время бега, пустились наутёк.

ГЛАВА 8

рат Ракитник неистово звонил в колокола, предупреждая жителей ближайших окрестностей о том, что надвигается угроза и нужно идти в Рэдволл, который был не только уютным домом, но и надёжной крепостью.
Со всех концов Леса Цветущих Мхов, Западных Равнин, лесных рек и озёр, отовсюду, докуда доходил тревожный звон рэдволльских колоколов-близнецов, потянулись в аббатство звери. Мыши, сони, полёвки, хомяки, белки, кролики, кроты и ежи шли по дорогам беспорядочными вереницами. Впереди бежала молодёжь, мамаши успокаивали малышей, старики бурно обсуждали неожиданную тревогу, отцы семейств молча шагали сзади, временами оглядываясь.
Аббат Винфор с братом Катбертом стояли в главных воротах, встречая каждого добрыми словами приветствия. На все расспросы настоятель отвечал кратко: «В своё время всё узнаете». Цветущемховцы хорошо его знали и уважали, так что этих слов им было достаточно.
Послушник Беистин и прочая рэдволльская молодёжь помогали вновь прибывшим гостям сориентироваться и устроится на своём месте. Не даром же аббатство славилось во все времена своим хлебосольством – в главном здании было размещено немало гостевых келий. Беистин проводил пожилую белку до одной из таких келий, и помог донести тяжёлую корзинку с какими-то травами. Мыш отметил на будущее сказать об этом аббату. Ведь эта белка, судя по всему, знахарка, а знахарки бывают разные. Вдруг она колдунья? Беистин с облегчением вздохнул, избавившись от подозрительной спутницы, и вышел обратно на улицу. Он уже хотел подойти к милой парочке ежа и ежихи, как тут его взгляд уловил что-то, что заставило его обратить на это всё своё внимание. В стороне, у кустов чёрной смородины, стояла мышка. Увидев её, Беистин тут же позабыл о ежах и знахарке. Стройная барышня глянула на него своими бархатными, чёрными, печальными очами, такими переменчивыми и жгучими, что послушник сконфузился и стоял на месте, не смея пошевельнутся.
Молодой крот Вестон, который был старше Беистина всего на три сезона, поняв, куда он смотрит, с видом ветерана жизни сказал:
- Хурр-хурр, малец, чего встал? Иди и делай, как полагается. Заговор-ри, хотя бы, язык что ль к нёбам пр-рилип? Эх, ты, салага!
В другой бы раз Беистин ответил бы: «Заройся в землю и займись своим привычным делом, лапатолап с пуговкой на рыле...», но сейчас он просто не замечал крота, и, как будто следуя его совету, направился к мышке.
Вестон, гордо подпёрши бока, подмигнул своему приятелю, толстяку по имени Прожора:
- Хурр, видал, как я молодого за пояс заткнул?
- Ты бы лучше делом занялся, зевака этакий, хурр-хурр. Гор-рлопан сказал, что ежели ты сейчас же не явишься, он тебе...
На морде Вестона появилось негодование и он тут же перебил друга:
- Чего он мне сделает?! Он что, начальник? Хурр-хурр...
- Да он пр-равая лапа начальника, понимаешь? Это ж почти то же самое! Давай, пошли, бр-рат Эр-рмолд обещался кар-ртошечки занести, хурр.
Последний довод подействовал и Вестон отправился вслед за товарищем.
А Беистин тем временем подошёл к мышке и уже хотел заговорить как его кто-то схватил за лапу. Мыш резко повернулся и увидел перед собой важного вида кролика.
- Она не разговаривает, – спокойно сказал незнакомец, и, обернувшись, подозвал молодую крольчиху, очевидно свою дочь или племянницу, - Вильма, уведи отсюда Киннию, - затем кролик вновь повернулся к послушнику, – пойдем-ка, юноша, ты ведь местный?
- Да, здешний я, – ответил мыш, глядя вслед удаляющейся барышне. - Беистином меня звать. Я послушник.
- Мне нужно поговорить с аббатом, - с серьезным видом продолжал кролик, - я как раз не местный, пришёл с юга. Зовут меня Каз Осотник, староста одной деревушки. Там такая неразбериха, но я на минутку, мне должно там быть, у меня там родня вся осталась, их надо забирать.
- Её зовут Кинния? Почему она не разговаривает? – будто не слыша собесдника спросил Беистин.
- Поэтому-то я и хочу поговорить с настоятелем, юноша. Эта несчастная – беженка. У неё... Короче, ты можешь отвести меня к главе аббатства?
- Ладно, пойдёмте, – согласился послушник, видя, что терпение кролика на исходе.
Они прошли до ворот, где Беистин представил гостя аббату Винфору. Тот пригласил его в сторожку, где было более-менее тихо. В этой маленькой пристройке играли несколько диббунов, и Беистину пришлось попотеть, чтоб их выгнать. Затем все уселись, и Каз Осотник начал свой рассказ...
Тем временем Рой Жёлудь, посланный оповестить о беде более дальние поселения двигался с запада на юг. Он выбрал именно это направление, так восток его не очень беспокоил – там были бескрайние леса, и Рой понятия не имел, где они заканчиваются. Да и жители тех краёв находились в некоторой безопасности. Пройдясь по Западной Равнине, крепыш-плотник попросил о помощи птиц, так как им полевых обитателей оповещать было куда легче, а сам он в то время ушёл в леса.
Проходя деревню за деревней, Рой громко говорил своим звонким низким голосом:
- Грядёт война, звери! Спешите в Рэдволл! Не обременяйте себя драгоценностями, берите только провизию, и уходите. Красные стены защитят вас.
Те, что знали мастера с тревогой собирали свои пожитки. Другие же, с недоверием смотрели на Роя и кривили губы.
- Иди, проспись, пьяница, - кричали они – Вечно ты пророчишь невесть что.
Рою некогда было выяснять отношения (хотя он это любил), и он пропускал оскорбления мимо ушей, неодобрительно качая головой – и не зря, в своё время все эти звери поплатились за свою недоверчивость свободой, а некоторые и жизнью.